Александр Кох. Источник: spikeartmagazine.com
Анна Матвеева: KOW работает с художниками с ярко выраженной критической позицией по отношению к современному обществу: Хито Штейерль, Тобиасом Цилони, коллектив «Что делать» и другими. В России распространено мнение, будто политическое, критическое искусство — это всегда оппозиция, в том числе и системе арт-мира, это андеграунд со своими формами организации. Тем не менее KOW прекрасно вписана в систему, вы участвуете в ведущих художественных ярмарках, два художника из вашей обоймы — уже упомянутые Штейерль и Цилони — в этом году представляли Германию на Венецианской биеннале. Как удается «поженить» систему и ее непримиримых критиков?
Александр Кох: Это зависит от того, что вы понимаете под политическим искусством. Мы обычно говорим об искусстве не политическом, а социально ориентированном. Для меня политическое измерение современного искусства заключается в его влиянии на то, что я называю общественным воображаемым: способ, которым мы описываем себя. У нас ведь всегда есть свой образ того, кто мы такие, каким должно быть общество, как нам жить вместе. Огромный слой политического лежит в основе того, что мы думаем о себе, мире и искусстве, кто мы сейчас и кем мы можем стать. Без воображаемого, которое объединяет наши представления, мы бы никогда не смогли стать чем-то другим, чем сейчас.
В этом смысле я считаю искусство одним из факторов, формирующих общество, — возможно, одним из самых скромных политических действий. Есть политические действия гораздо более конкретные — публичное высказывание своего мнения, протест, требование перемен, активизм, пропаганда; я полагаю, что в таких странах, как Россия, это политическое измерение очень настоятельное и гораздо ярче, чем в сегодняшней Германии. В разных государствах есть разные способы политически участвовать в формировании общества. То, какие действия мы предпринимаем, какие пространства создаем, очень сильно зависит от общественной и институциональной ситуации, текущих социальных процессов. Мне кажется, в нашей ситуации галерея выступает удачной формой для участия в общественном диалоге. Если бы дело было в России, наверное, мне такое участие казалось бы слишком слабым, чтобы быть замеченным обществом, потому что у вас потребность в высказывании гораздо более острая.
Также нужно различать краткосрочные и долгосрочные усилия. Для разных целей нужно выбирать разные средства, и искусство тоже может быть инструментом для достижения очень разных целей в разных ситуациях. Поэтому я не стал бы давать какой-то общий ответ на вопрос о том, что такое политическое измерение искусства, здесь все зависит от конкретных целей и ситуаций.
Коллектив «Что делать». Исключенные. В момент опасности. Вид инсталляции в галерее KOW, Берлин. 2015. © «Что делать». Фото: Ладислав Заяц / KOW, сourtesy «Что делать» и KOW, Берлин
А.М.: Многие ваши художники программно работают с определенными сообществами, группами населения, и сообщества эти не художественные. Как они репрезентируются в галерейном формате?
А.К.: Это потрясающий опыт, потому что при работе с разными сообществами никогда не создается какая-то гомогенная среда, все очень по-разному и развивается от проекта к проекту. А ведь если ваша задача достучаться до более широкой аудитории через галерею, необходимо расширять ее аудиторию, стремиться сделать ее разнородной. И чем дальше вы развиваетесь, чем более известной становится галерея и чем лучше становится ее реноме, тем выше у вас потребность в общественной дискуссии.
А.М.: А какое у вас реноме, как вы считаете?
А.К.: Мы социально ориентированы, мы — место, где постоянно проходят проекты, связанные с обществом. И мы не просто отражаем происходящие в нем процессы. Думаю, KOW может гордиться своим дискурсом. Мы всегда часть обсуждения, мы — одни из акторов, которые это обсуждение формируют. Сейчас не так много галерей и общественных институций — не только в Берлине, но и во всем мире — этим занимаются. Думаю, если бы мы закрылись, довольно многие в Берлине это заметили и сказали бы: «Мы скучаем по KOW, нам нужны места, которые ведут социально-ориентированную работу». Мы очень это ценим, потому что с годами содержать, поддерживать и развивать такое пространство нам становится все труднее.
А.М.: Почему? Это связано с концептуальными трудностями или просто аренда становится дороже?
А.К.: Джентрификация происходит во всех крупных городах…
А.М.: …и галереи этому активно способствуют!
А.К.: Конечно, и галереи в ней участвуют, и становится сложнее держаться на позиции, менее ориентированной на рынок. Так работает либеральный капитализм — через приватизацию общественного блага, через его отоваривание. Чем больше вы задействуете в своей работе частные деньги, частные стремления, тем меньше шансов использовать коллективные голоса. То есть чем больше задействовано частной инициативы, тем менее репрезентативной в отношении общества становится галерея и ее проекты. А такие галереи, как наша, стремятся репрезентировать определенное состояние общества. И каким бы неоднозначным ни было само понятие репрезентации, все же общественная институция не имеет права следовать любым страстям, вкусам и прихотям владельца. Частные музеи это могут, а мы — нет. Над ними нет никакой системы контроля, а над общественными организациями определенный научный и политический контроль есть.
Вид экспозиции выставки Алице Крайшер In the Stomach of the Predators в галерее KOW, Берлин. 2014.© Alice Creischer. Фото: Александр Кох, courtesy Алице Крайшер и KOW, Берлин
