Гадать я не люблю и не умею, никогда даже простенького пасьянса не раскладывала, и к ворожеям, в отличие от товарок, не бегаю каждую неделю, не говоря уже о приворотах и прочих штучках из арсенала районных колдунов. Однако вот эта статейка-то как раз из разряда «что было, что будет и чем сердце успокоится». Ни на какую особую аналитику моя писанина не претендует. Как бы я ни тужилась — не дано мне. Я — так, перебираю бусинки-фактики, нанизываю, как в детстве землянику на травинку, чтобы вкуснее есть было. Некоторым мой подход не нравится — легковесно, мол. Да, легковесно, потому как жанр такой — совсем несерьезно о вполне серьезном. А на легкий жанр люди меньше обижаются, как показывает предидущий опыт.

Относительно недавно Россия выбрала путь развития, который при нынешнем состоянии экономики и демографической ситуации ей явно не по силам и точно не по средствам. Но выбор сделан, и сильно потрепанный и худо отремонтированный движок помещен в угрожающего силуэта и традиционно-брутального исполнения корпус. К нему, соответственно, должны крепиться все положенные аксессуары, в частности отмобилизованный и готовый буквально на все пропагандистский аппарат. Надо сказать, что заварили всю эту кашу люди, далекие от ура-патриотического угара, — прагматики и игроки. Для этих прагматичных персон задача всегда сводилась и сводится к удержанию власти и возможности игрового маневра. А все остальное, включая репутацию страны, по брови нагруженную лишним экономику, состояние общества, — всего лишь набор фигурок для «Монополии». Про культуру этим людям думать особо некогда, разве что кто-то из близко приближенных деятелей что-нибудь в каком-нибудь Питере, Давосе или, что чаще, Куршевеле на ухо набормочет, и тогда, конечно, случаются чудеса вроде новой Мариинки. Но это все шалости мирного времени. Сейчас же — время военное, хотим мы того или нет. И надо честно сказать, что для России с ее долгим военно-феодальным прошлым и абсолютно таким же настоящим состояние любой войны — драгоценный дар. Дар этот позволяет не замечать трудностей, несправедливостей и перекосов, держит и население, и власть всех мастей в тонусе. Вот и вожди культуры тоже должны забыть о поисках идентичности и мультикультурных экспериментах, грянуть патриотическое со всех экранов и уклеить все города и веси плакатами в соответствующей стилистике.

Накануне этой суровой годины ниспослан нам был Владимир Ростиславович Мединский. Тогда казалось, что у нас, наконец, появился достойный претендент на роль главного пиарщика Государства Российского. Он-то, мол, и сошьет из рубчатой, неровно окрашенной ткани отечественной культуры камуфляжный чехол, который сделает нашу внешнюю и внутреннюю политику менее уязвимой: ведь попасть в ползущего по руинам человека в камуфляже сложнее, чем едущего в бричке человека в брусничном фраке. Были и те, кто видел в Мединском временщика, поставленного на этот пост, чтобы срубив непокорных и забетонировав все щели, расчистить площадку для другого человека, который вознесется в кресло министра уже для руководства культурой воюющей страны.

 

А теперь давайте посмотрим, что же такого произошло за время княжения Владимира Ростиславовича. Прежде всего, он ввязался в войну с институциями, потеснив в Пушкинском Ирину Александровну Антонову, чего никогда не удавалось ни одному министру до него. Каким-то странным образом он, оставив И. А. в том же кабинете, сдвинул ее в полномочиях и подсадил на ее место Марину Девовну Лошак — человека, мягко говоря, не проходившего ни по каким заданным аппаратным стандартам на эту позицию. Не сам, ох, не сам придумал министр эту головокружительную рокировку, но проделать-то ему пришлось все своими руками и, надо сказать, без страховки. Поэтому записаны и победа, и трофеи на его личный боевой счет. Кроме этого Владимир Ростиславович дал по ушам Валерию Гергиеву, который чувствовал себя абсолютно неприкосновенным в силу личных отношений с первым и вторым лицами государства. Гергиев исчез с радаров, перестал назойливо мелькать на административно-коммерческом горизонте. Мединский аккуратно и без особых скандалов с разоблачениями сменил власть в Большом. При нем регулярно стали получать желтые карточки руководители Эрмитажа, Русского музея и Третьяковской галереи — господа Гусев, Пиотровский и Лебедева. В прежние княжения ничего такого никто из них не испытывал, и даже в страшном сне Михаилу Борисовичу не мог привидеться кабинет министра в Эрмитаже, да еще с отдельным входом! Или вот г-н Гусев, говорят, прямо как русский князь в Орде в ожидании ярлыка, целый день ожидая подписания очередного контракта, истово просидел в приемной министра. И того же самого конца контракта ожидая, все ясны очи выплакала в расписном третьяковском тереме И. В. Лебедева, умученная тайными подозрениями и открытой борьбой с зубастым и нахальным, постоянно от нее чего-то несбыточного требующим коллективом. Но не скачет на помощь витязь отечественной культуры и светлый вождь ея. И грустно директору. И некому руку подать...

Но гораздо интереснее поговорить о том, чего все от министра ожидали, но чего он так и не сделал. Два года назад я квалифицировала Владимира Ростиславовича как белогвардейца. Но тогда я была молода, восторженна и наивна. Надо признаться, что я несколько переоценила масштаб этой части его сложной личности. Предполагаемое белогвардейство Мединского должно было проявиться в фундаментальных вещах, например, очень пышно должна была быть отпразднована столетняя годовщина Первой мировой войны. Но на дворе уже июль, а я что-то не вижу великих свершений в этой области. А ведь это одна из важнейших дат нашей истории — события 1914 года предопределили судьбы не только России, но и всего мира в XX веке. Да, монтируют на Поклонной горе какой-то там памятник героям Первой мировой, но музей-то так и не построили, и я почти уверена, что его идея утонет в бесконечных согласованиях и архитектурных конкурсах. Вместо реальных дел мы видим лишь риторические обороты и нереализуемые обещания. А зря! Под кампанию за восстановление исторической справедливости и возвращения забывчивой Родине и малоблагодарному народу несправедливо вычеркнутых из истории героев можно и нужно было бы уравнять красных и белых, поговорить о революции и контрреволюции, расставив соответствующие акценты. Но нет, все как было, так и осталось тошнотворно-казенным, трусливым и недоношенным.

 

Зато пышным цветом расцвело Российское военно-историческое общество, и я даже краем уха слышала о планах выселения из здания Английского клуба на Тверской Музея современной истории России, чтобы разместить в этом особняке клуб РВИО. Я бы лично это одобрила при условии, что там заведут хорошую кухню и богатых, обходительных женихов из кавалергардов, а охальников лейб-егерей пускать вовсе не станут! Пока я писала это все, мучилась, директора музея-то современной России.. А это примета верная!

Отдельной темой является эпическая битва Владимира Ростиславовича с современной культурой во всех ее проявлениях — от современного театра до актуального же искусства. Вот была бы круговая панорама в исполнении глазуновских! Но если опустить как несущественную не отличающуюся разнообразием риторику министра, получится, что одной рукой наш герой душит гидру современного искусства, а другой, в которой, по идее, и должен быть намертво зажат сияющий меч-кладенец для окончательных ампутаций, ее подкармливает. Мединский любит порассуждать о том, что на деньги государства «это ваше современное искусство» существовать не должно, не может и не будет. На деле же на те самые государственные деньги живут и здравствуют ГЦСИ, и другие приживалы. И совершающий смертельные круги в министерской длани карающий инструмент каким-то былинным чудом минует и Миндлина, и иже с ним. Они спокойно продолжают свое дело, кладя на кладенец. Другое дело, как министр ведет себя с Московской биеннале. Грубо он себя ведет. Конечно, передвигающийся с грацией сломанного робота и блеющий невнятицу преподобный И. М. Бакштейн не способен украсить взор и усладить слух министра-государственника. Разговор с ним обычно получается бессодержательным и тревожным, потому что старый хитрец ловко прикидывается неодушевленным предметом. Не обладающего особым терпением Владимира Ростиславовича все это, естественно, очень раздражает, и он, сам не понимая последствий для себя, разражается на публике гневными филиппиками про груду кирпичей или еще как-нибудь выказывает свое недовольство процессом, результатами и действующими лицами.

И вообще, за словом, особенно критическим, как быстро стало понятно, Владимир Ростиславович в карман не лезет. Случаев его чрезвычайно удачных выступлений, вроде известного телевизионного спича о том, что не пекли во время блокады ромовых баб товарищу Жданову в Смольном, накопилось достаточно! Да, не пекли, пекли эклеры или еще что-нибудь из ассортимента спецбуфетов первой категории. Без сладенького хозяин города жить и руководить по-большевистски городом не мог. И это как раз все понимают. И не надо делать из советской партийной и государственной элиты агнцев. Образ жизни этих людей был понятен и ясен и тогда, и, тем более, сейчас. Жданову можно предъявить много чего помимо эклеров. Достаточно одного постановления о журналах «Звезда» и «Ленинград», чтобы репутацию этого человека уже не спасло отсутствие спорных десертов на блокадном столе. Он — форменный скот и, помимо всего остального, несет личную ответственность за травлю магистральных писателей XX века Зощенко и Ахматовой! Но нет, Владимир Ростиславович зачем-то встает на его защиту и призывает в ноженьки памяти его кланяться. И я не могу понять, зачем он это делает. Да, он сделал себе имя на борьбе со стереотипами и, возможно, по инерции продолжает этот путь уже в борьбе вообще со всем, что попадается на глаза. Однако борьба-то эта, по счастью, все-таки остается в разряде упражнений в словесности, да и не в самом тяжелом, слава богу, весе.

 

Ну-с, понятно, что, упражняясь в этой самой словесности, никаких особых завалов Владимир Ростиславович не расчистил и никуда фортификационного железобетона не залил. И я почти не сомневаюсь, что именно поэтому его сейчас сменят, а на кого — это будет зависеть от наших ослепительных успехов во внешней политике и от того, насколько мы преуспеем в ковке образа России как страны традиционных ценностей, воюющей за них и готовой положить за это своих и чужих до последнего. Но, скорее, своих, чтобы чужие боялись! Владимир Ростиславович, даже если он прямо сейчас создаст для борьбы с непокорными летучую группу из ряженных чекистами 1937 года реконструкторов РВИО с «эмками» и пулеметами максим на полуторках (как в известном фильме Н. С. Михалкова), все равно не сумеет удержаться в своем кресле. И не помогут ему ни Изборский клуб, ни Баба-яга с клюкой, ни отец Тихон — просто потому, что его время пришло. По нём звонит колокол. Уже с полгода министра Мединского прочат на выход. Прочит и либеральная общественность и, как ни странно, неоконсервативная, для которой он оказался риторически слишком мягок и все-таки социально и культурно чужд. То есть не дотягивает министр в мракобесии до нужного желанного искомого градуса! Уже с полгода его отставки ожидали со дня на день, назывались конкретные даты, шептались в кулуарах. Но Мединский все еще в своем кабинете, но лишь потому, что сначала случилось стихийное бедствие Олимпиады, а потом сразу, без антракта, полыхнула Украина. А в такие моменты коней на переправе не меняют. Правда, за лето ситуация в той или иной мере ухудшится, и придет пора собирать военный кабинет. И тут Владимира Ростиславовича в силу его нерешительности попросят на выход...

 

На кресло министра культуры, несмотря на все риски, в последнее время находилось немало претендентов. Например, очень хотела быть министром культуры Наталья Тимакова, но в силу наглухо испорченных отношений с разными сильными аппаратными игроками в Кремле ее даже не рассматривали в качестве возможного кандидата. Или вот ректор «Репы» — Семен Ильич Михайловский: посмотришь, и впрямь готовый министр — всем известен, всем мил, хотя тот еще лис. Но если внимательно присмотреться к его кандидатуре, становится ясно, что на эту роль он, как явный модернист и скрытый западник, совершенно не годится. Сегодня и завтра по крайней мере не сможет он принять министерство, так как не соответствует генеральной военно-патриотической линии. Есть еще, например, главный редактор газеты «Культура» Елена Ямпольская. За полетом этой валькирии я с непрестанным интересом наблюдаю с момента выхода разоблачительного номера газеты про современное искусство. Пересказывать этот сюжет бесполезно — любопытствующие либо уже насладились, либо легко сделают это в Сети, если захотят. С начала украинского конфликта Елена Александровна стала часто появляться в телевизоре и выступать в амплуа «Родина-мать зовет!». И вот это совершенно прекрасно — прежде всего своей абсолютной бессовестностью и совершенно безнадежным, с точки зрения актерской работы, отыгрыванием заказа. Не спорю, она мила многим, особенно консервативным сердцам, но шансов и у нее, тем не менее, практически нет. А вот Владимир Ильич Толстой — приличный человек, в прошлом директор очень известного музея «Ясная Поляна», если кто вдруг забыл. И, да, потомок самого Льва Николаевича! Толстой, как уже было сказано, человек весьма приличный, но с недавнего времени в его обычную интеллигентскую полечку стали прорываться очень странные, складывающиеся в мелодию «Взвейтесь, соколы, орлами» нотки. Нам такое уже знакомо. Но все это заиграло в Толстом не потому, что он так хочет или думает, а потому, что его так заставляют действовать умные люди, знающие, что и как нужно делать, чтобы стать министром и быть им долго и счастливо!

Но кому же достанется кресло министра? Скорее всего, никому из вышеперечисленных. В министерство по старой доброй традиции придет варяг, что вполне объяснимо и правильно. Министр — это проводник политической воли правящего класса в той или иной отрасли народного хозяйства. И не будем тешить себя иллюзиями, культура давно уже не есть надстройка, культура — специфическая экономическая деятельность, сиречь базис. Туда пришлют не того, кого алчет общественность, а того, кто правильнее и надежнее обслужит высший интерес. Тем сердце и успокоится!